Научил я одного скворца говорить. Он этого сам пожелал и брал у меня уроки всё лето. Занятия наши проходили у раскрытого окна. Я сидел на стуле в комнате, а мой ученик – на ветке шиповника в палисаде. Был он птицей вольной, поэтому уроки наши длились столько, сколько ему было нужно.
- Главное, не орать во всё горло, - поучал я его, г говори негромко, но внятно. И говори не то, что легче произнести, а то, что ты думаешь, и то, что ты знаешь. А ещё не бойся переспросить дважды и даже трижды всё, что показалось непонятным.
- Ты тоже не бойся переспрашивать то, что кажется тебе непонятным, - ответил мне вдруг скворец.
Случилось это в конце августа, когда он говорил почти так же внятно, как я, только чуть громче.
- Хорошо, - засмеялся я, полагая, что скворец просто повторил мои слова с целью получше усвоить урок. Мне тогда и в голову не пришло, как скоро я обращусь к своему ученику за объяснениями.
Наступала осень. Желтели, отработав свой срок, листья на клёнах и берёзах. Краснели, накаляясь в предчувствии морозов, ягоды на кустах шиповника и боярышника. И на рябине. Ночи стали зябкими, неласковыми, а среди дня частенько накрапывал беспризорный осенний дождичек. Никому-то он был не нужен, ни садам, ни огородам, ни полям. Одни только котлованы да ямы собирали его про запас в своё глинистое нутро.
Окно моё было теперь почти всегда закрыто, так что скворец, прилетая за очередным уроком, вынужден был вызывать меня стуком в стекло. Раза два или три я предлагал ему перебраться из палисада в комнату, но он отказывался.
- Ты ведь весь промок, - замечал я ему, - а дождь всё идёт и неизвестно когда прекратится.
- Я не комнатная птица, - отвечал он.
- Да-да, – соглашался я, - ты птица вольная. Перелётная.
- Вчера мы впервые пробовали собираться в стаю, - сказал скворец однажды.
Я удивился тому, что скворцы «пробуют» собираться в стаю, как будто этому надо учиться.
- Так полагается, - прокричал в ответ на моё удивление мой ученик. Он, видимо, озяб немножко и стал перепрыгивать с одной мокрой ветки на другую.
- Понятно, - кивнул я, - инстинкты.
- Нет, - продолжая прыгать, выкрикнул он, - традиция! Родившаяся в древности, но теперь уже бесполезная.
- Не кричи так громко, - попросил я. – Расскажи спокойно, что это за традиция такая?
- Не забудь спросить об этом завтра, - посоветовал он, - а сегодня мне пора домой. До свидания!
- До свидания, - ответил я и добавил. – До скорого свидания. До завтра!
Очень уж мне хотелось поскорее узнать о древних традициях скворцов.
На следующий день дождь прекратился, и я с утра пораньше отправился по грибы. К обеду у меня было жаркое из желтовато-рыжих осенних опят. Я так увлёкся, возясь у плиты, что на время забыл о вчерашнем разговоре с учеником. И вдруг услышал громкий шум во дворе. Щебет, свист, трепет крыльев, треск тонких ветвей – вот из каких звуков состоял этот шум. Да такой громкий, какого ещё не слыхивал мой неприметный переулок. Я открыл дверь и увидел, что каштаны у крыльца, рябина у колодца, липы у калитки, яблони, груши, сливы и все другие деревья в саду покрылись скворцами. И покрылись так густо, что ветки гнулись почти до земли.
- Нравится тебе стая? – спросил меня кто-то. Голос был знакомым, и я сразу догадался, что на одной из ветвей сидит мой ученик, говорящий скворец. Но отыскать его взглядом среди сотен мелькающих и орущих без умолку скворцов было просто невозможно.
- Нравится тебе стая? – переспросил голос настойчиво.
- Очень много шума, - сказал я первой попавшейся на глаза птице и со стуком захлопнул дверь. Звук получился похожим на выстрел. Вся стая взмыла в воздух как по команде. На секунду стало страшно от множества крыльев, затмивших солнце, и разбудивших своим посвистом ветер. Но тут же за окном просветлело и стихло. Скворцы улетели и только крохотные пёрышки-пушинки, кружась над двором, напоминали о том, что они было здесь.
И тут опять раздался голос моего ученика:
- Не понравилось? – спросил он, и я наконец увидел его сидящим на колодезном вороте.
- Грандиозно, - сказал я и сдул с носа назойливое пёрышко-пушинку.
- Традиция, - сказал он.
- Ты обещал рассказать об этом, - напомнил я.
- Тебе интересно? – спросил он.
- Не говори лишнего, - попросил я.
- Ладно, - согласился мой ученик и перелетел с колодезного ворота на перила крыльца, - Слушай, если интересно.
Когда-то на этом свете жил один скворец, который в детстве выпал из гнезда. Его могла съесть любая кошка, но не съела. Потому что он решил не кричать и не пугаться, как многие птенцы, а сразу начать самостоятельную жизнь. Прямо с момента падения. Тем более что чувствовал себя скворец вполне оперившимся.
Он жил и питался в траве подобно мыши, пока не научился летать. А учиться ему пришлось у всех понемногу: у бабочек, у стрекоз, у семян одуванчика. Порой он даже присматривался к движению облаков, удивляясь тому, как легко и вместе с тем таинственно меняются их очертания во время полёта.
К осени одинокий скворец вырос, окреп и стал таким же красавцем, как все молодые скворцы. И только одиночество отличало его от всех остальных. И печалило.
В те давние времена у скворцов была традиция улетать в тёплые края семьями. Впереди летел скворец-папа, который указывал путь, за ним – стайкой сыновья и дочки, а позади всех – мама, которой поручалось следить за детворой и окликать папу, когда тот слишком торопился. А начинался перелёт с того, что вся семья в назначенный день собиралась вокруг родного гнезда, чтобы попрощаться с ним до будущей весны.
С первых дней сентября одинокий скворец стал летать по окрестным лесам, садам и рощам в надежде найти своё гнездо. Но все гнёзда казались ему одинаково чужими из-за их покинутости. Одни только жёлтые листья пошевеливались в тёплой когда-то глубине дупла. Или готовящийся к зимовке воробей выпархивал с писком из скворечника, решив, что вернулись хозяева.
- Может быть, моего родного гнезда вообще нет, - думал порой скворец. – Может быть, его разрушило гроза или дурные люди?
Никто бы не сумел ответить на этот вопрос, будь он даже задан вслух.
Однажды на рассвете одинокий скворец увидел первую семью, летящую на юг. «А вдруг это моя семья? – испугался он и закричал вслед улетающим скворцам:
- Эй! Эй! Не из вашего ли гнезда выпал по весне птенец? Не вы ли потеряли в мае брата?
- Какая злая шутка, - ответила за всех летящая последней мать. – Ты бы лучше пожелал нам доброго пути!
- Желаю доброго пути! – успел просвистеть одинокий скворец, прежде, чем улетающая семья растворилась в грустном осеннем небе.
- Может быть, весной они и потеряли птенца, - подумал вслух какой-то старый скворец, оказавшийся рядом, - но кто станет искать его осенью. Осень не лучшее время для пополнения семьи.
- Да, это верно, - сказал одинокий скворец.
И с того дня он перестал искать родное гнездо, хотя сердце его тянулось за каждой улетающей семьёй. Каждая семья казалась ему родной.
Самой поздней осенью, едва не угодив под первый снегопад, вслед за старым скворцом отправился и он в тёплые края.
Одолев половину пути, они достигли подножья Высоких гор, вершины которых хранили вечный холод и лёд и относились к облакам, как к меньшим братьям. Между горами морщиной мудрости пролегало Птичье ущелье. А у входа в ущелье на голых камнях и обнажённых осенними ветрами деревьях сидело множество скворцов, которым давным-давно следовало греться и резвиться в тёплых краях.
- Кого вы здесь ждёте? – удивился старый скворец.
- Никого, - ответили скворцы, - мы остановились. Потому что дальше лететь невозможно. Отныне в Птичьем ущелье каждую птицу ожидает смерть. Там поселился великан Птицеед.
Страшным и беспощадным великаном оказался Птицеед. Ростом он был намного выше самых высоких деревьев, пасть его была шире размаха орлиных крыльев, а руки такими длинными, что почти скрывались в облаках. И сплёл он огромную сеть, поставил на огонь здоровенный котёл и стал ловить л всех птиц, пролетающих через Птичье ущелье, бросать их в котёл, варить и есть.
Большие птицы решили лететь окружным путём, над Бурным морем, а малые пташки проскользнули между камнями так ловко, что великан их даже не приметил. А вот скворцы ни так, ни этак миновать ставшее опасным ущелье не могли. Для окружного пути они были маловаты, а для того, чтобы меж камешками шнырять, - слишком велики.
- Как же нам теперь быть? – спрашивали скворцы друг друга.
- Нужно подождать, - говорили саамы осторожные из них, - может быть, великан уйдёт в другое место…
- Некогда ждать, - сказал старый скворец, - следом за нами летят снежные бураны и морозные ветры!
- Зима погубит нас наверняка! – воскликнул один из самых смелых скворцов. – А Птицеед может и промахнуться! Наберитесь мужества, сыновья мои и дочери. Нас ждут тепло и еда!
Семья смелого скворца долетела только до середины ущелья, когда в небо взлетела вдруг сеть Птицееда. Она была большой, как грозовая туча, и не одному смельчаку не удалось миновать её.
- Ах! – испуганно воскликнули все скворцы.
- О-о-о! с болью в сердце простонал одинокий скворец.
- Они летели слишком медленно, - решил один из самых быстрокрылых скворцов, - нужно лететь что есть сил. Соберитесь с силами, дочери мои и сыновья. За мной! Скорее!!!
Стремительно, как камни из пращи, помчалась эта семья через ущелье. Но и её накрыла сеть.
- Ах! – воскликнули все скворцы.
- О-о-о, - с болью в сердце простонал одинокий скворец.
- Надо ещё быстрее! – прокричал кто-то отчаянный, - За мной, семья моя!
И ещё раз взвилась почти к облакам беспощадная сеть…
- Ах! – разнеслось у подножия гор.
- О-о-о! – протянулось от сердца до сердца.
- Нельзя лететь по прямой, - сказал один из самых хитроумных скворцов, - Надо петлять! Повторяйте за мной, дети мои…
Но и хитрость не помогла, слишком велика была сеть великана, и всё ловчее его броски.
Голосистые пытались запугать Птицееда громкими криками. Сильные надеялись подняться выше облаков и миновать Птичье ущелье, укрываясь за ними…
Всех настигала сеть.
Гибель каждой семьи одинокий скворец принимал как собственную смерть. Ведь каждая семья могла быть его потерянной роднёй. Любой, попавший в сеть скворец, мог быть его братом, сестрой или родителем.
- Моё сердце не вынесет этой боли, - подумал он на третий день, умирая сто первый раз, - Нужно что-то делать. Не должен этот великан всех нас переловить и съесть. Пока нас ещё много…
Подумав так, одинокий скворец сделал сам себе подсказку.
- Я знаю! – закричал он так громко, что его услышали все. – Слушайте нам нужно собраться в одну стаю и лететь так, чтобы стая была похожа на большую птицу. Нас так много, что птица получится очень большой. Больше, чем сеть великана.
- Ты слишком молод, чтобы быть столь мудрым, - сказал, услышав это, один из мудрейших скворцов. – Скажи, кто подсказал тебе эту великую мысль?
- Эту мысль подсказало ему его одинокое сердце, - сказал старый скворец, - Его бедное сердце, которое больное за каждого скворца, как за родного брата.
- А ещё я вспомнил облака, которыми любовался в детстве, - добавил одинокий скворец. – Пролетая надо мной, они становились то рыбой, то птицей, то зверем, а то длинноусым жуком. Наша стая будет такой же изменчивой, как облако.
- Мудрость сердца – хорошая мудрость. Лучше всех остальных, - сказал один из мудрейших скворцов. – Мы принимаем твоё предложение. И просим тебя – будь сердцем стаи.
- Я согласен, - сказал одинокий скворец.
И в тот же миг закончилось его одиночество.
На следующее утро великан увидел, что к ущелью летит невиданных размеров птица. Левое крыло её, казалось, касается горизонта на востоке, а правое – на западе. А хвост её, чудилось, простирался до Ледяных морей. Голова же грозно щёлкала огромным острым клювом.
Страх, охвативший прожорливого Птицееда, при виде столь гигантского пернатого был так велик, что он выронил свою жуткую сеть. Он забился под самую мрачную скалу и притих там, укрыв голову своими кошмарными руками. Он зажмурил глаза… И оттого не увидел, как невиданная птица превратилась вдруг в длинную гибкую змею и заструилась через ущелье. А миновав его, вновь превратилась в огромную птицу, улетающую по направлению к тёплым краям.
И скрылась очень скоро.
Но до позднего вечера кружились над головой одураченного великана лёгкие пёрышки-пушинки.
«Странно, - дивился он, - такая большая птица, а роняет такие маленькие перья».
Много лет прожил Птицеед в птичьем ущелье, надеясь полакомиться молодыми скворцами. Но вместо них всегда прилетала огромная, страшная, грозная птица. Потом Птицеед ушёл в другие места, но у скворцов так и осталась в традиции летать в тёплые края одной стаей.
- Вот такая истории, - сказал под конец мой ученик и, вернувшись на колодезный ворот, рассмеялся почти как человек. – Понравилась?
- Очень, - признался я. - Прекрасная легенда.
- Это был, поправил меня скворец.
- Прекрасная быль, - согласился я и спросил: - Можно ли её записать и рассказать другим людям?
- Можно, - разрешил скворец. – Все люди посчитают это просто сказкой. Ты их не переубеждай. Но посоветуй посмотреть за полётом нашей стаи. Как ловко она меняет очертания. А твоё жаркое подгорело! – добавил вдруг мой ученик и, вновь рассмеявшись, улетел.
Смеяться, кстати, я его не учил. Сам научился. Талантливый птенец!
К О Н Е Ц
Уважаемый читатель! Надеемся Вам понравилась сказка и наш сайт. Мы были бы рады, если бы вы уделили минутку и рассказали что именно вам понравилось.
Оставьте отзыв на Яндексе!
