У одной бедной женщины была дочка, чумазая, черная, как негритенок. Мать мыла ее по четыре, по пять раз в день, да все напрасно — девочка не становилась чище; ее кожа, особенно на руках, выделяла темную жидкость, и к чему бы она ни прикоснулась, оставались черные пятна. Бедная мать иногда просто в отчаяние приходила.
Соседки прозвали девочку Головешкой, в конце концов и мать свыклась с этим прозвищем и тоже звала дочь Головешкой.
Головешка была живой, приветливой, и все ее любили. Но она сердилась, когда ее так называли соседские дети.
— Головешка, иди бегать с нами наперегонки!
— Вот я вам покажу «Головешка»!
Она бросалась за ними, догоняла, проводила ладошками по лицу — и они становились чумазыми, словно дети угольщика.
Детишки поднимали визг, плакали, но их матери заступались за девочку.
— Зачем вы ее дразните?
— Почему взрослым, даже ее маме, можно говорить «Головешка», а нам — нет?
— Мы зовем ее так любя.
И в самом деле ее любили. «Головешка, поди сюда!» «Головешка, заходи к нам!»
— И зачем только ты все пачкаешь, Головешка?
— А чтобы вы почаще стирали!
— Умница, Головешка! Почему же ты сер-
дишься на ребятишек, что они тебя так называют?
— Потому что мама моет меня по четыре, по пять раз в день, я чище их всех.
А мать ломала голову, к какому бы делу дочь приучить, ведь от ее рук остаются черные пятна.
— Бедняжка моя, что ты будешь делать, когда я глаза закрою...
— Господь меня не оставит.
Несчастная женщина как в воду глядела, умерла она, только лишь Головешке исполнилось семь лет.
Соседки по очереди подкармливали девочку. Они и сами жили бедно, трудились в поте лица, у каждой была куча голодных ребятишек. Пока Головешка мала, накормить ее нетрудно, она неприхотливая, съест все, что ей перепадет. А когда подрастет? Нужно будет и одеть, и присмотреть, а ни к какой работе ее не приспособишь: к чему бы она ни прикоснулась, остается черное пятно.
У соседок было столько забот, что мыть Головешку по четыре, по пять раз в день, как покойная мать, им было некогда, и, как они говорили, Головешка стала пуще прежнего Головешкой.
Она сидела на корточках у входа в свою лачугу, уперев локти в колени, опустив лицо на ладони, и смотрела, как ветер несет по небу облака.
«Вот бы и мне так скитаться по свету!» — мечтала она, завидуя облакам.
— Чего ты там не видала, Головешка? Мух считаешь?
— Сама не знаю, смотрю, куда плывут облака...
— Плывут далеко отсюда, куда ветер гонит.
— Вот бы и мне улететь вместе с ними!
И однажды утром спохватились — нет Голо-
вешки. Звали, искали — исчезла она, никому не сказав ни слова.
— Бедная Головешка! Где она теперь голову приклонит!
А Головешка собрала свои убогие пожитки, связала их в узелок и зашагала через поле, все вперед да вперед, сама не зная, куда и зачем.
Она столько раз слышала, как про кого-нибудь говорят: «Нашел свою судьбу», — что решила поискать: может, и ее Судьба тоже бродит по свету? В первый день, как только Головешке на пути попадалась старая или молодая женщина, она спрашивала:
— Не Судьба ли вы, тетенька?
На нее смотрели с удивлением, качали головой и, даже не ответив, проходили. Девочка, должно быть, не в своем уме, думали люди.
К вечеру ей встретилась упряжка резвых лошадей. В роскошной карете на подушках полулежала прекрасная синьора, лошади мчались во весь опор.
— Синьора! Прекрасная синьора! Синьора приказала остановить лошадей и
подождала, пока чумазая, черная, как негритенок, оборванка с узелком под мышкой не подошла к ней.
— Синьора, прекрасная синьора, уж не Судьба ли вы?
Синьора пожала плечами, махнула рукой кучеру, и карета помчалась.
Ночь застала Головешку в поле одну, она сильно перепугалась. Вдруг на обочине засиял голубой летучий огонек, он подпрыгивал, не останавливаясь ни на мгновение. Девочка побежала к нему, но, как только приблизилась и протянула руку, чтобы поймать огонек, он подскочил и полетел вперед, раскачиваясь, словно на качелях.
Головешка забыла про усталость, про сведенный от голода желудок и побежала за огоньком. «Уж не Судьба ли это?» — подумала она.
— Огонек, голубой огонек! Если ты Судьба, дай себя поймать!
Но огонек продолжал лететь вперед, раскачиваясь, словно на качелях, и не давался в руки. Нет, не Судьба он.
Вдруг огонек замер и растаял; смотрит девочка, а перед ней дверь ветхого домика.
Набралась она храбрости и постучала. Никто не ответил. Она выждала и снова постучала. Ни звука.
— Голубой огонек, голубой огонек, зачем ты обманул меня?
И постучала в третий раз. Послышался хриплый, ворчливый голос.
— Кто там стучит? Что надо?
— Это я, Головешка, пустите переночевать...
— Головешка? Не туда попали, я не булочница.
— Дайте хоть кусочек хлеба, я умираю с голо-АУ.
В дверную щелку Головешка заметила, что внутри зажегся свет, застучали по полу деревянные башмаки, заворчал хриплый голос, наверное, откроют. Скрипнул засов, и на пороге появилась старушка — сморщенная, седые волосы всклокочены, глаза протирает.
— Кто такая? Зачем будишь людей среди ночи?
— Извините, добрая женщина, меня привел сюда голубой огонек. Я заблудилась в поле.
— Тебя зовут Головешкой? Да уж, как есть Головешка, — и погладила ее по голове.
Старушка, не переставая ворчать, накормила девочку.
Стены и потолок домика были закопченные,
мебель грубая, да и той раз два и обчелся, вместо кровати — узкий соломенный тюфяк.
«Бабушка, не Судьба ли вы?» — не терпелось спросить Головешке, но, видя всю эту убогую обстановку, она удержалась.
Каково же было ее удивление, когда старушка взяла в руки коптилку и сказала:
— А теперь, детка, пойдем спать.
Она толкнула в глубине домика такую же за-' копченную, как и стены, дверцу, которую Головешка даже не заметила... и у девочки от изумления дух захватило.
Перед ней предстала анфилада комнат, одна красивее другой, все они озарены непонятно откуда льющимся голубоватым светом, карнизы позолоченные, под ногами мягкие ковры, на выбеленных стенах — зеркала, кругом вазы с изу-чмительными цветами и растениями. Старушка идет впереди — сгорбленная, всклокоченные волосы отливают в этом освещении серебром — и даже не оглядывается на девочку.
«Вот это и есть Судьба!» — твердила про себя Головешка.
Они вошли в спальню, где стояла кровать под балдахином, с белоснежными простынями и сверкающими белизной подушками. «Неужто мне здесь спать? — подумала Головешка. — Вот беда! Я же все перепачкаю».
— Спи здесь, а я пойду в соседнюю комнату.
— Ах, нет, синьора! Я вас должна предупредить. Меня прозвали Головешкой потому, что, к несчастью, я оставляю черные пятна на всем, к чему бы ни прикоснулась. Лучше уж я буду спать на соломенном тюфяке, там, у входа... Добрая синьора, вы — Судьба? — не удержалась она.
— Спи и ни о чем не беспокойся! — сказала старушка и оставила изумленную девочку одну.
На следующее утро Головешка проснулась в закопченной комнате на тюфяке, а под головой у нее — узелок. «Неужели вчерашнее мне приснилось? Нет, не может быть», — подумала она.
И снова с языка у нее был готов сорваться вопрос: «Синьора, вы — Судьба?» Но она вспомнила: все вчерашнее было явью, она уже задала этот вопрос и получила ответ: «Спи и ни о чем не беспокойся!» Значит, старушка не Судьба, но не хочет сказать, кто она.
— Куда теперь путь держишь? — спросила хозяйка.
— Куда глаза глядят. Хорошо бы мне встретить свою Судьбу. Многие ее нашли. Говорят, она одна может помочь!
— Ах, дитя мое! Судьба капризна, сегодня без толку одарит, завтра оберет. Послушай моего совета: если попадется она тебе, не гляди ей даже в лицо.
— Как бы мне избавиться от моего недостатка: я пачкаю все, к чему ни прикоснусь.
— Есть от этого средство. Только надо не побрезговать. Сунь руки в эту навозную кучу и держи, пока сил хватит терпеть.
Головешка, не долго думая, раз — и сунула руки в навоз. Чувствует — жжет слегка, но с каждым мгновением все сильнее.
— Ой! Ой!
— Ничего, Головешка, держись! Потерпи еще!
Головешка словно на жаровне руки поджаривает, передергивает ее от боли, но она терпит, надежда избавиться от своего порока сил придает.
— Ой! Ой!
Выдернула она руки из навоза, глядит — а они словно обуглились, еще чернее стали, зато жечь перестало.
Притронулась она к тряпице... и осталось пятно, только не черное, а темно-желтое, цвета навоза. Стоило ради этого мучиться? Черное или желтое пятно, какая разница?
— Зачем вы меня обманули?
— Я тебя не обманула, вот увидишь!
Головешка притворилась, что поверила. А может, и правда так лучше? Ведь старушка могла причинить ей и большее зло! Поблагодарила она и пошла вперед по дороге, куда глаза глядят.
И все думала о совете старушки: «Если попадется тебе Судьба, не гляди даже ей в лицо!»
Где уж там глядеть в лицо! Ей бы ухватиться за подол Судьбы и не выпускать, пока не получит своего подарка.
И снова, встречая старую или молодую женщину, она спрашивала:
— Тетенька, не Судьба ли вы?
Прохожие удивлялись, но никто не отвечал, думали, что она не в своем уме, покачают головой и идут дальше.
Подошла она к берегу реки. На траве разложены сушиться свежеотбеленные полотна, и никто их не сторожит. Головешка решила помыть руки в проточной воде, но чем больше она их терла, тем больше мутнела вода и окрашивалась в желтоватый навозный цвет, на солнце он сверкал, словно золото.
Полотна все равно никто не караулил, Головешка выбрала одно и вытерла руки. Увы, на нем остались желтоватые следы ее ладоней в самых разных положениях, да такие четкие и аккуратные, словно нарисованные.
Она уже собиралась снова расстелить полотно на траве, как вдруг видит — со всех сторон бегут стражники.
— Ах ты, негодяйка! Что наделала?! Королевские полотна выпачкала!
Головешка бросилась наутек, но ее догнали, схватили, связали руки за спиной и притащили, заплаканную, полуживую от страха, к королю.
— Зачем ты это сделала?
— Простите, Ваше Величество, я не знала... Ах, если бы я знала...
И не может ничего больше вымолвить, заливается слезами. Король, конечно, понимал, что семилетняя девочка не станет нарочно пачкать королевские полотна, и приказал отпустить ее.
— Перестирайте! Сами виноваты — плохо берегли!
Головешка несказанно обрадовалась, что ей так легко все сошло с рук, и снова пустилась в путь, надеясь рано или поздно повстречать Судьбу.
Прачки принялись перестирывать полотно, но следы не сходили, а когда ткань высохла, они засверкали, будто золотые.
Король с королевой заинтересовались, глянули и ахнули: следы-то золотые!
Принц восхищался больше всех.
— Ах, какие руки! Самые миниатюрные и прекрасные на свете!
И с этого дня принц стал как одержимый: покажите ему ту, у которой самые миниатюрные, самые прекрасные руки на свете, и все тут!
Напрасно король увещевал его:
— Это чумазая до черноты девчонка в лох мотьях, от одного ее вида может вытошнить. И руки у нее вовсе не восхитительные, как ты себе представил, а обугленные, словно головешки.
— Ах, какие руки! Самые миниатюрные и прекрасные на свете!
Принц с каждым днем становился все одер-жимее, будто его заколдовали.
Тогда ради любимого сына король послал гонцов разыскать девочку и объявил: «Кто первый
найдет ее и приведет в королевский дворец, может просить любую милость».
Прошли две недели, а о Головешке ни слуху ни духу. Кто видел ее в одном месте, кто в другом. Вчера она проходила здесь, по тропинке, и ушла в лес. Бегают гонцы, суетятся, ищут, а Головешки и след простыл.
Между тем принц с каждым днем становится все неистовей, словно его заколдовали.
Наконец прибыл один из гонцов и говорит:
— Ваше Величество, нашел я девочку. Она в услужении, но хозяева не хотят отпустить ее, требуют приказа, написанного вашей рукой, и чтобы вы вернули ее не позже, чем через два дня.
Король пришел в ярость.
— Ах, так?! Приказа, написанного моей рукой? Доставить их сюда привязанными к хвостам лошадей! А девочку — на носилках!
Так Головешка снова предстала перед королем.
Была она чумазая и обносившаяся, как никогда. Головешка головешкой, но жизнерадостная и спокойная, ведь на этот раз совесть у нее была чиста, она ничего дурного не сделала.
Зато дрожали от страха ее хозяева, которых тащили всю дорогу привязанными к конским хвостам.
— Почему не отпускали девочку?
— Простите, Ваше Величество, у нас с ней уговор, что она будет служить нам десять лет, а мы ее за это — кормить, поить и одевать.
— Зачем вам такой уговор?
— Да из жалости, Ваше Величество.
— Хорошенькая жалость! Кормите и одеваете ее так, что она словно заморенная голодом нищенка. И какую же работу она у вас делает?
— Почти ничего, стирает, чистит...
Они выворачивались, как могли, лишь бы
скрыть правду: то, к чему девочка прикасалась, что стирала, покрывалось темно-желтыми пятнами; высыхая, они блестели, словно золото, да они и были золотыми. Хозяева, чтобы разбогатеть, заставляли девочку работать от зари до зари, она и понятия не имела, какие у нее волшебные руки.
— Пока что отправляйтесь в тюрьму, а об уговоре на десять лет и думать забудьте.
Король с королевой, глядя на Головешку, такую чумазую, с обуглившимися руками, обрадовались: принц наверняка будет разочарован.
— Как твое имя?
— Не знаю, меня прозвали Головешкой, и мама тоже так звала. После ее смерти у меня никого не осталось.
— А почему бродяжничаешь?
— Надеюсь найти свою Судьбу. Я слышала, многим посчастливилось ее встретить. Может, и мне повезет!
— А чего ты хочешь от Судьбы?
— Что даст, на том и спасибо.
Король с королевой переглянулись, ответ их удивил. Королева шепнула:
— Что-то мне, Ваше Величество, в ней не нравится...
— Вы правы, мне — тоже.
— Может, она ведьма?
— Весьма вероятно. Мы это сейчас проверим. Позвать сюда принца!
При виде Головешки принц невольно сделал шаг назад, уж больно она была чумазая.
— Вот они, эти руки, которые вам представлялись самыми миниатюрными и прекрасными на свете!
— Маленькие-то они маленькие, но вовсе не красивые!
Принц смотрел с сомнением: неужели эти ладони оставили след на полотне?
— А ну-ка, покажи руки, покажи! Головешка вытянула руки и добросовестно
показала их со всех сторон.
— Кто тебе их так сжег?
— Никто. Сначала я оставляла черные пятна на всем, к чему прикасалась, это была такая беда! А одна старушка мне сказала: «Сунь их в навозную кучу и держи, пока вытерпишь!» Навоз жегся, поэтому руки у меня такие обугленные. А теперь я пачкаю темно-желтым. Опять беда!
Принц смотрел с отвращением. «Не может быть, чтобы те следы оставили такие руки», — подумал он.
— А ну-ка, покажи свои руки! — опять скомандовал он.
Головешка засмеялась, опять протянула руки и перевернула их несколько раз ладонями вверх и вниз, чтобы принц получше разглядел.
— Нет, это не те руки! Вы все смеетесь надо мной!
Принц всхлипнул и, плача, выбежал из зала.
— Негодница! Негодница! Ты заколдовала принца?
— Заживо тебя сожжем, если не освободишь его от чар!
Головешка не знала, что и ответить на обвинения короля и угрозы королевы, она дрожала как осиновый лист.
— Даем тебе на размышление три дня! Пока что отправляйся в тюрьму!
А принц томился пуще прежнего.
— Ах, какие руки! Самые миниатюрные и прекрасные на свете!
— На что они тебе, сынок?
— Хочу жениться на той, у которой эти руки.
— Значит, на Головешке?
— Это не ее руки, Ваше Величество, вы шутите надо мной!
— Ясно как Божий день, — пришел к выводу король, — сына заколдовали.
Головешку бросили в тюрьму, но она не жаловалась, не плакала, только звала к себе Судьбу.
А Судьба, наверное, была слишком далеко, раз не отзывалась на ее мольбы.
На следующий день Головешку снова привели
к королю.
— Одумалась, Головешка? Снимешь чары?
— Да какие чары, Баше Величество? Король прервал ее:
— У тебя считанные часы на размышление, Головешка, завтра сожжем тебя заживо!
А принц не слушал никаких увещеваний и томился пуще прежнего:
— Ах, какие руки! Самые миниатюрные и прекрасные на свете! Я должен найти ту, которой они принадлежат. Я женюсь на ней.
— Это же Головешкины руки, принц! Собираешься жениться на ней, сын мой?
— Нет, нет, Ваше Величество, вы смеетесь надо мной!
Все придворные были словно в трауре, так
огорчались они за принца.
— Ваше Величество, вот какая у меня мысль, — предложил министр. — Не приказать
ли Головешке оставить следы рук на полотне в присутствии принца? Тогда он убедится, что мы не смеемся над ним. Головешка такая чумазая и неопрятная, руки у нее обуглившиеся, принц наверняка не захочет жениться на ней.
Его Величеству предложение показалось поистине мудрым. И как это они с королевой сами не додумались?!
Приготовили кадку с водой, положили туда тончайшее полотно, позвали Головешку и поставили перед королем, королевой, принцем и всеми придворными.
— Подумала, Головешка? Снимешь чары?
— Какие чары, Ваше Величество? Это меня преследуют злые чары...
— Тебя сегодня сожгут заживо. А пока что возьми полотно из кадки, потри его как следует!
Вода помутнела, стала темно-желтой, и на полотне проступили следы рук Головешки, того же цвета, что вода: то вся ладонь целиком, то одни только пальцы, то тыльная сторона руки — она ведь по-разному прикасалась к ткани.
Все смотрели с изумлением, но больше всех был потрясен принц. А для Головешки ничего неожиданного не произошло.
Растянули слуги полотнище на солнце, начало оно подсыхать, и следы стали как замечательная вышивка тончайшим золотом, будто фея развлекалась, рисуя эскизы рук.
Все смотрели на принца, а он словно окаменел. Головешка тоже замерла, она впервые видела, как желтые пятна превращались в золото. Так вот почему хозяева сразу прятали запачканные вещи!
Внезапно возник переполох. Принц как одержимый простер руки и исступленно крикнул:
— Расступитесь! Расступитесь!
И оттеснил назад короля, королеву и придворных.
— Расступитесь! Расступитесь шире! Шире! Головешка, ни с места! Всем замереть, ни шагу!
Вокруг Головешки образовался просторный круг, а она стояла в центре, испуганно смотрела и виновато улыбалась.
Никто не смел шелохнуться. Принц выбежал
из залы и вскоре вернулся с пылающим факелом в руках.
Все вскрикнули, а он подбежал к Головешке и поднес факел к ее одежде.
Она, как настоящая головешка, вспыхнула с головы до ног, но даже не вскрикнула, только прикрыла лицо руками и безропотно стояла, объятая пламенем.
— Ах, принц, что же вы наделали!
— Раз она была головешкой, ее следовало сжечь.
Языки пламени взметнулись, недолго поплясали и погасли. В центре зала возвышалась, словно статуя, человеческая фигурка, покрытая пеплом.
— Ах, принц, что же вы наделали!
— Она была головешкой — теперь стала пеплом. Тем лучше, Ваше Величество!
Но вот по статуе прошел легкий трепет, затем он усилился, и пепел начал осыпаться, а под ним обнаружилась светлокожая, златокудрая, румяная девушка с чертами лица Головешки, настоящая красавица. Она медленно отняла руки от лица, открыла глаза, словно очнулась от глубокого сна, улыбнулась и протянула руки к принцу.
— Ах, вот они, самые миниатюрные и прекрасные руки на свете!
Принц опустился перед ней на колени и поцеловал эти руки.
Головешка, став принцессой, попросила помиловать своих прежних хозяев, брошенных в тюрьму. Руки ее теперь не оставляли никаких следов.
Вот такая сказка.
К О Н Е Ц
Уважаемый читатель! Надеемся Вам понравилась сказка и наш сайт. Мы были бы рады, если бы вы уделили минутку и рассказали что именно вам понравилось.
Оставьте отзыв на Яндексе!
